Десмод

[Lady-Nazgoth]

Бесприютный (продолжение)

***
- Откуда он такой взялся, папа? – удивленно поинтересовалась высокая, хорошо сложенная вампиресса. Она, энергично и быстро раздевала безвольно обмякшего в руках слуг гостя. У нее самой руки были из предосторожности затянуты в перчатки из прочной кожи. – Тощий какой-то…
- С опушки леса, - ответил Торейадр. – Я долго за ним следил. У юноши крепкие нервы и мозги, спокойно прошел почти до первой линии Стражей, еще и живность местную распугивал. Лошадь дура. Была.
- Зачем было его вообще пугать, - фыркнула девушка, тряхнув шелково-смоляной гривой волос, и без зазрения совести расстегнула пряжку боевого пояса. – На нем от воды живого места нет. К тому же, ты ему ребро сломал.
- Не преувеличивай, оклемается. Такие дички живучи, как мальгарские черные волки. Зато в следующий раз будет вести себя почтительней.
Дело было в одной из гостевых спален манора, под вечер. За тяжелыми бордовыми портьерами на высоком окне прятался серо-синий сумрак с проливным дождем, а в комнате гудел камин. Старейшина сидел в кресле в самом темном углу, щурил змеиные глаза и наблюдал за возней дочери, подперев рукой подбородок. Она была в общине самой младшей, особенной и оттого ходила в любимицах Торейадра – любовниц и без нее хватало. Крепкая, поджарая и одновеменно вся какая-то округлая, она кружила головы десяткам мужчин, то отталкивала их, то наоборот, завлекала в омут фиалковых глаз, чтобы потом насмешливо сказать «нет». Теперь вот ее забавляло возиться с бездомным бродягой. Стянув с него все до последней нитки, она велела слугам уложить его на постель, прикрытую тонкой простынью, с такой осторожностью, словно он был тончайшего фарфора вазой. Люди подчинились и быстро выскользнули вон, прихватив промокшую и грязную одежду. Вампиресса плавно опустилась на край широкой кровати, стащила с рук перчатки и принялась с любопытством разглядывать гостя, не прикасаясь даже кончиком когтя.
- Да смотреть там не на что, - фыркнул Торейадр из угла. – Кожа да кости, на одной крови живет, небось.
Смотреть и правда было страшновато. Крепкий костяк туго оплетали сухие мышцы и жилы, так что легко пересчитывались все ребра. Лицо, хоть и красивое, с аристократически правильными чертами и чувственными губами, сейчас больше напоминало череп в обрамлении слипшихся седых волос, обтянутый бледной до серости кожей. На остальных частях тела ее попросту разъело водой. И вампир был похож на свежую отбивную из самого себя. Каждое движение, каждое лишнее прикосновение должно было причинять ему немалую боль, одно из ребер выпирало под каким-то неестественным углом. Оставалось только подивиться той выдержке, с которой он вытерпел чужие руки, ни разу не издав ни звука. Он старательно изображал глубокое беспамятство, но веки подрагивали, глаза то и дело поблескивали из-под ресниц. Торейадр не сомневался – не будь купания, гость не расставался бы с кинжалом и держал спину прикрытой.
Дикий волк. Старый вампир прислушался, легонько, едва ощутимо коснувшись сознания седого юноши. Оно дрожало от напряжения и хорошо скрытого, загнанного в глубину страха, поверх которого тонким слоем лежала самоуверенность. Ударят? Убьют? Погонят прочь или будут насмехаться? Вздор, я сильнее, страшнее и тверже их, мне никто не нужен! Могу, хочу и буду жить один.
Никому нельзя верить. Ни в чем.
«Успокойся. Врагов здесь нет».
Седой дернулся вскочить, поняв, что его читают, но тут же скрипнул зубами от боли и затих. Пару дней, пока будет нарастать новая кожа, придется пролежать бревно-бревном. И поневоле довериться хозяевам дома.
- На одной крови? – протянула тем временем девица, изогнув бровь. – Это же впроголодь!
- Рейн, чего ты хочешь от бродяги? Его никто ничему не учил!
Пострадалец приоткрыл один глаз и глубокомысленно изрек:
- Неправда. Меня учил Юфус, некромант. И не надо обо мне говорить в третьем лице!
И закрыл глаз обратно, всем своим видом давая понять, что спит, плохо себя чувствует, серьезно ранен, и к нему приставать нельзя.
Старейшина закашлялся, но взял себя в руки, вернее, лапы, поднялся и подошел к самой постели. Навис над раненым мрачной статуей, разодетой в бархат и шелк. Мало человеческого осталось в этом древнем существе. Гладкая змеиная кожа отливала темной зеленью, лицо напоминало, скорее, звериную маску – может быть, оттого, что совершенно лысый череп украшали стоячие кожистые уши, а может, из-за снисходительной холодной улыбки.
- Зовут-то тебя как, бродяга? – спросил он. Голос словно в пику внешности, был приятного низкого тембра.
- Ваэрден Трилори, - гость открыл оба глаза и спокойно, даже вызывающе взглянул на хозяина дома. Тихо пискнула сидевшая рядом Рейн.
Да, тот самый, на которого точит зуб вся Инквизиция с Малкаром де Салегри во главе. Тот самый. Из-за него охота на вампиров с новой силой вскипела по всему Ниерру. Бешеный волк, выдав которого, вся стая надолго обретет покой. Волк битый. Пуганый.
- Ну что ж, отдыхай, лечись. Будь гостем, сколько пожелаешь. Убежище дается всем.
Больше Торейадр не сказал ни слова. Кивнул, развернулся и вышел беззвучным скользящим шагом.
В спальне воцарилась тишина. Живой дышащий полумрак колыхался в такт пляске пламени в камине, причудливыми кляксами затекал в изгибы лепнины на потолке. Варэрден лежал, прикрыв глаза, и слушал потрескивание дров и женское дыхание рядом. Шорох платья. Горьковатый запах можжевельника, смешанный с ароматом холодной белой кожи. Легкое, почти неощутимое прикосновение острых коготков к щеке, дуновение дыхания. Все, как перцем, щедро присыпано саднящей болью. Он чуть отвернул голову. Его не тянуло на заигрывания с незнакомыми вампирессами, подсыхающие ожоги волновали больше. Нагота не смущала – питомец Юфуса не умел стесняться из-за подобных мелочей. Ему просто было все равно.
Коготки скользнули к виску, прошлись по волосам. Ваэрден всем телом ощущал, насколько велико ее любопытство. Еще бы. Вампиресса продолжала перебирать спутавшиеся прядки. Пальцы у нее были мягкие, прохладные, от этих касаний хотелось дремать.
- Гребешок по тебе плачет, Ваэрден, - проворковала она низким грудным голосом.
- Я как-нибудь переживу слезы гребешка по своей персоне, - скучным голосом ответил вампир.
- Какой ты! – Рейн запустила пальцы глубже в волосы, прошлась ладонью по лицу, но Ваэрден даже головы не повернул, не сбил ритма дыхания. Тело налилось свинцовой тяжестью, желая только отдыха, лень навалилась такая, что он не соизволил даже мысленно пояснить настырной особе, насколько устал и хочет спать. Пожалуй, это была первая спокойная ночь за многие десятилетия. Наконец-то можно отдыхать не вполглаза, вскидываясь на каждый шорох, а поистине заснуть мертвым сном.
- Потерпи, будет немного больно, - вздохнула вампиресса. – Я вправлю кость, чтобы срослась ровно
- Угу, - буркнул Ваэрден и крепче сцепил зубы. – А твоему папаше не стоило ее ломать… Рейн.
- Лемпайрейн, с твоего позволения, - прохладно отозвалась разочарованная равнодушием вампира девушка. – И папа не нарочно.
- Угу.
Ее руки почти невесомо – но хильден забери, как же больно! – дотронулись до грудины, пробежались, потом резко надавили. Ваэрден содрогнулся всем телом и впервые коротко взвыл. Вампиресса поспешно отступила на пару шагов.
- Все! Честное слово, больше не буду.
Он не поверил, и правильно. Потому что через пять минут она снова принялась теребить ему волосы. «Иди ты к демонам!» - хотелось сказать ей, но он молчал. Спать, спать! Налитое свинцовой тяжестью тело отказывалось желать чего либо иного.
В последний раз инквизиторы почти сумели загнать его в угол, не пожалев деревни, в которой он укрылся. Все складывалось вполне удачно – местная девчушка не побоялась «большую собвчку», раз в несколько дней сама таскала ему ягнят… Но тут нагрянул лично командор де Салегри (и как чует, старый пень?) и подпалил посевы вместе с лесным сухостоем. Лето в этом году жаркое, пламя быстро замкнулось в кольцо, перекинулось на дома. Доблестные рыцари не учли одного: загнанные в угол бешеные волки не боятся даже огня и пребольно кусаются. Ваэрден прошел через пламя, не побоявшись сгореть, и устроил резню. Остервеневший от боли и постоянной игры в кошки-мышки вампир не дрался с инквизиторами – он их просто убивал. И не обращал внимания на собственные раны. Пощадил только самого де Салегри. Вернее, попросту плюнул на него и послал ко всем демонам. Вампир брел прочь, шатаясь от усталости, под гневные выкрики командора и не оборачивался… Нож в спину так и не полетел.
Ваэрдену на это было глубоко плевать. Солнце жгло немилосердно, от его лучей разламывалась голова. Воняло паленым, дым ел глаза, а он все шел, деревянно переставляя ноги. В каком-то леске свалился под дерево. Очнулся на вторые сутки и, как обычно, вышел на охоту. Вампирий голод страшен, он гонит искать пропитание в любое время дня и ночи, даже если нет сил встать. Мародерство, случайные заработки, грабеж на дорогах вместе с разбойничьими шайками, убийства в запутанных лабиринтах городских кварталов – бешеный волк ко всему этому давно привык. Разум притупился, и он бездумно шел через Ниерр с запада на восток, не заметая следов. Де Салегри, поняв, что жертва слабеет, не отставал – рыцарей чтобы загнать одного измотанного вампира у него было достаточно.
Но сюда, в лес Таймерин, не сунулся даже бесстрашный командор. Старый змей охраняет свои владения от вторженцев пуще, чем отец честь любимой дочери, но и сам никогда не высовывается за их пределы. Вот уже несколько столетий между Инквизицией и Старейшиной существует что-то вроде негласного договора – любой вампир, перешедший границу леса, ерестает считаться добычей рыцарей… до тех пор, пока снова не покинет чащу.
Ваэрден такой глупости совершать не собирался. Он спал, как убитый.